– Маркиза почти готова к употреблению! Девица заинтригована, никто ей так не интересен, как Дьяволенок. Она даже из чата вышла вслед за ним, потому что с остальными ей скучно…
Николай Владимирович сидел перед компьютером в полном одиночестве, и со стороны его разговор с самим собой мог показаться странным. Эта нелепая привычка появилась у него после того, как он купил модем и смог выходить в Интернет. Особенно его забавляли разговоры в чатах. По тому, какой ник-нэйм выбрал себе человек, как строит предложения и что за смайлики использует, Николай Владимирович составлял что-то вроде психологической характеристики. А поскольку сиюминутными наблюдениями поделиться было порой не с кем, то он стал комментировать их вслух. Причем, иногда вел диалог как бы на два голоса: один – «за», другой – «против».
И в этот раз его «против» оспорило вывод насчет Маркизы:
– Не спешите, граф, с заключениями! Маркиза не так проста, как кажется. Она, конечно, выделила Дьяволёнка из длинной вереницы чатовских кавалеров, но это, возможно, элементарное женское любопытство: что он представляет из себя в реале? Только и всего!
– Но как раз любопытство заводит прекрасных дам в лабиринты чувств и бросает в пучины страсти, – возразил Николай Владимирович. – Некоторым из них и жизнь не в жизнь, если они, как Пандора, не откроют таинственный ларчик, и ведь знают, что нельзя, но соблазн выше их…
– Добавьте, граф, к своей сентенции ещё и такую банальность: все бабочки летят на открытый огонь – и погибают в нём, бедняжки, – усмехнулось «против».
– И тем не менее, это так! Маркиза стремглав помчится в наш «Подвальчик», стоит её лишь пальчиком поманить…
«Против», однако, молчало.
– Алё! – сказал Николай Владимирович. – Ну, что молчишь? Возразить нечего?
– Слова неохота попусту тратить. Одно лишь скажу: твоя самоуверенность тебя погубит…
– Неужели? – рассмеялся Николай Владимирович. – А я-то считал себя сомневающимся и, так сказать, мятущимся интеллигентом…
– Как же! Мятущийся интеллигент запутывается в сетях Всемирной паутины и охмуряет молоденьких девочек, – саркастически рассмеялось «против». – Короче: седина в бороду, а бес – в ребро…
– Ты прекрасно знаешь, что все эти девочки и мальчики нужны мне совсем по другой причине…
«Против» ничего не ответило, и Николай Владимирович, несколько раздосадованный его репликами, уже собрался было закрыть окно чата, но тут, мягко ступая лапками, в его главную комнату вошла Кисуля.
– Мяу! – восторженно заорал Синьор Помидор. – Кис-кис! Приветик!
– Хай, Кисуля! – приветствовал её Ди-Джей. – Ты по-прежнему кошка, которая гуляет сама по себе?
– Хотел бы я поглядеть, как это выглядит в натуре: кошка, которая по самой себе гуляет, – попытался соригинальничать Айс. – Надо полагать, всем глюкам глюк!
– Кисуля! Давай познакомимся, – подмигнул Мистер 20 см. Он объявился в чате недавно, и его ник поначалу шокировал некоторых утонченных особ. Но парень вел себя, в общем-то, скромно и вскоре к нему привыкли.
– Здравствуйте, мальчики! – бодро отозвалась на приветствия Кисуля. – Не скучали тут без меня?
– Ещё как скучали! – сказал Мистер 20 см. – Когда же, когда мы с тобой в реале познакомимся?
– Никогда! – отрезала Кисуля. – Я люблю в мужчине тайну, а ты – весь нараспашку…
– И без трусов! – хихикнул Айс.
– Напиши мне на личку свой телефончик, – упорствовал Мистер 20 см. – Ну, пожалуйста, Кисуля!
– Я свои телефоны кому попало не раздаю, – фыркнула Кисуля. – Вот ещё!
– Она сексом по телефону не занимается, – осклабился Ди-Джей. – Кисуля – почти тургеневская барышня, она всё о возвышенном мечтает…
Николай Владимирович с любопытством наблюдал за разговором, ничем себя не выказывая. Ему нравилась одна особенность этого чата: в любой из его комнат можно было мониторить, сколько захочешь, оставаясь для всех невидимым. Постоянные посетители знали об этом и потому старались не говорить об отсутствующих: вдруг отсутствующий – незримый присутствующий? «Эдакий джинн, бесплотный дух, – усмехнулся Николай Владимирович. – Или Иванушка-дурак, надевший шапку-невидимку? Он видит всех, его – никто… А что? В этом есть некая тайная прелесть. И преимущество…»
– Ага! О возвышенном она мечтает, как же! – засмеялся Айс. – А кто, интересно, в «Подвальчик» Дьяволенка и графа Грея просится?
– Ну, уж не за тем, за чем ты думаешь, – огрызнулась Кисуля и выпустила коготки. – Мне с ними общаться нравится. Они не такие, как некоторые из вас!
– Неужели ещё особеннее, чем я? – изумился Мистер 20 см. – И так же горят огнем…
– … желания познания, – быстро вставила фразу Кисуля. – Бе-бе-бе, сексозавр несносный!
– Гы-гы-гы! – захохотал Ди-Джей. – Ловко ты его отшила!
Николай Владимирович добродушно наблюдал за возникшей перепалкой. Тот «Подвальчик», о котором шла речь, предложил соорудить Дьяволенок.
Они нашли в центре города дом, как раз напротив популярного и самого лучшего кинотеатра «Великан». Двухэтажное, дореволюционной постройки кирпичное строение когда-то, наверное, было даже красивым: его украшала изящная лепнина, козырек парадного входа держали две кариатиды, на крыше стояла изящная башенка, напоминавшая беседку, да, впрочем, так оно и было: жильцы высаживали там цветы, лелеяли и холили плющ, росший в вазоне, – и, должно быть, в летний зной какая-нибудь романтично-восторженная курсистка любила посидеть тут с томиком Арцибашева, Леонида Андреева или какого другого модного тогда беллетриста.
Теперь от башенки-беседки остался лишь остов, который забили горбылем, а последующие поколения отбили у кариатид прелестные головки. Да и парадный вход теперь напоминал проём сарая: разбитые мраморные ступеньки заменили железобетонными, вместо резной дубовой двери навесили древесностружечную плиту с какой-то железякой вместо ручки, державшейся на двух гвоздях – вскоре она отвалилась, а в самой плите внизу зазиял пролом – от постоянных пинков. Но этому обстоятельству, впрочем, радовались владельцы собак: их питомцы теперь бегали туда-сюда совершенно беспрепятственно.
И вот в подвале этого дома, пропахшем кошками, мышами и канализационными стоками, в серых лохмотьях паутины, вонючей грязи и клочках копившейся десятилетиями пыли, Дьяволенок решил соорудить «Подвальчик» – местечко для услады души, сердца и тела. Так он, по крайней мере, объявил в чате, пригласив в компаньоны графа Грея.
Предполагалось, что это будет что-то вроде закрытого клуба для избранных. Впрочем, в здешний бар мог войти любой желающий, имеющий достаточно средств, чтобы расплатиться за кофе с настоящим ямайским ромом или за бокал жидкого солнца со славного острова Мадейры или шпипучий нектар из прославленной Шампани, но, впрочем, были тут и вина попроще: «Абрау Рислинг», южнобережный Токай, крымские мускаты, хванчкара и ляна – на вкус, быть может, не слишком утонченный, но, тем не менее, взыскательный.
На особицу от них стояли настойки, собственноручно приготовленные графом Греем из корней элеутерококка, заманихи, женьшеня, а также листьев, цветов и плодов таежных растений. Они источали невообразимо густой аромат марей и перелесков, светлых полян и угрюмых урочищ, веселых полей с голубыми васильками и деревенских околиц, заросших чередой и одуванчиками. Кажется, дух самого лета был заточен в каждую бутылочку, запечатанную красным сургучом, и стоило его сковырнуть, вытащить плотную пробку – и светлая, радостная волна июльского полдня победным фейерверком взвивалась под самый потолок, захватывала, как взбунтовавшаяся мятежная толпа, всё пространство вокруг. И даже прохладный коричневый пластик столиков вдруг нагревался, как корочка свежеиспеченного хлеба, и от него поднималось легкое тепло и согревало руки. А за цветными витражами окон в это время падали с деревьев желтые, фиолетовые, красные листья, или посвистывала озорная шалунья-вьюга, или зловредный старикашка Мороз, хихикая, пощипывал прохожих за уши и носы…
Внутри бара была дверь, скрытая занавеской из пестрых ракушек: они висели на длинных ниточках, нанизанные наподобие перцев или грибов для просушки, – и стоило их задеть, даже совсем тихонечко, как слышалось осторожное поскрипыванье белоснежного песка под ногами, легкое движение ласковой волны, вкрадчивое рокотанье теплого ветерка, запутавшегося в листьях душистых акаций. Но эту занавеску могли отдернуть лишь посвященные, ибо вход обычным посетителям преграждал швейцар.
Кто попадал сюда впервые, обычно принимал его за настоящего: внушительного вида дядечка неопределенного возраста, скорее всего, отставной майор гражданской обороны – плотный, розовощекий, с ржаными усами, привыкший к разливному пиву и вяленой корюшке, он был одет в мундир с блестящими позументами, и глядел на всех блестящими голубыми глазами, изредка подмигивая хорошеньким посетительницам. Однако это была всего-навсего кукла, правда, с хитроумным устройством, скрытым неизвестно где: посвященные предъявляли особую карточку, глаза швейцара загорались странным желтым светом, сканируя её, и он отдавал честь, пропуская посетителя за ракушечную занавеску. В противном случае его рука срабатывала, как турникет в метро, преграждая путь в недра «Подвальчика».
